Несмотря на то, что значение "крестителя Руси" и прозвание нового равноапостольного Константина приписывается князю Владимиру, действительным основателем русской церкви был его преемник Ярослав Мудрый (1015-1054). Его роль в этом отношении так охарактеризована летописцем:(1037)."При нем начала вера христианская плодиться и распространяться, и черноризцы стали множиться, и монастыри появляться...
И собрал писцов многих, и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество, ими же поучаются верующие люди и наслаждаются учением божественным. Как если один землю вспашет, другой же засеет, а иные жнут и едят пищу неоскудевающую, – так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же (Ярослав) засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное. (12)
Шел к концу дофеодальный период, и доживала последние десятилетия огромная "империя Рюриковичей". При жизни Ярослава она сохраняла свое единство, но уже давали себя знать те центробежные тенденции, основой которых является феодальная раздробленность. Ярослав понимал, что церковь может оказать ему большую помощь в деле сохранения единства государства и реальной мощи центральной власти в нем. Сама собой церковь возникнуть не могла, ее должна была создавать княжеская власть, причем в сложившихся условиях она вынуждена была пользоваться помощью и руководством Византии.
В 1037 г. Русь получила из Византии первого митрополита – грека Феопемпта. Киевская митрополия являлась богатейшей в составе Византийской патриархии, так что последней приходилось ею особенно дорожить. Через назначаемых и поставляемых ею митрополитов патриархия могла оказывать известное влияние и на политические отношения в древнерусском государстве, на взаимоотношения между князьями, на ход и исход борьбы между ними за владения и столы.
Отсюда вытекало настороженное отношение князей, в том числе и Ярослава, к Византийской патриархии. Ярослав делал все, чтобы избавиться в церковном отношении от установившейся вначале зависимости. Он даже воспользовался удобным случаем и собственной властью в 1051 г. поставил митрополитом русского священника Иллариона, человека, кстати сказать, выдающихся дарований и большой по тому времени образованности. «Поставил Ярослав Илариона митрополитом, русского родом, в святой Софии, собрав епископов.» (13)
Ярослав понимал, что фундаментом церкви являются кадры низшего духовенства – приходские священники, и считал своей задачей подготовку возможно большего их количества из русских людей.
Уже Ярослав основал два первых на Руси монастыря, мужской и женский: святого Георгия и святой Ирины. Оба они были воздвигнуты поблизости от княжеского дворца и являлись по существу придворными духовными учреждениями. В ХI в. возник еще ряд монастырей, в том числе знаменитый Киево-Печерский, сыгравший в дальнейшем большую роль как в церковной, так и в общекультурной жизни страны.
Вскоре после своего возникновения русская церковь превратилась в мощный хозяйственный организм. Источники ее доходов были многообразны. Здесь и десятина от всех доходов населения, и пожалования от князей и бояр – землями "с челядью" и со всякими угодьями, золотом и серебром, целыми селами и даже городами. Известную роль в обогащении духовенства играла и плата за требы. Церковь умела извлекать доход даже из такого источника, как безнравственность населения и совершаемые кем бы то ни было преступления.
Вместе с христианством из Византии на Русь пришла идея божественного происхождения власти. Пропаганда этой идеи занимала во всей церковной проповеди еще большее место, чем популяризация основных догматических истин христианства.
В своих проповедях и публицистических выступлениях церковные идеологи активно пропагандировали ее. Примером может служить знаменитое "Слово о законе и благодати", принадлежащее первому русскому митрополиту Иллариону написана между 1037 и 1050гг., Он безудержно превозносит, в частности, князя Владимира и возводит его, чуть ли не в божественное достоинство. Митрополит ставит Владимира в один ряд с императором Константином. Вскоре киевскому князю было и официально присвоено то же звание равноапостольного, которое раболепная Византийская церковь преподнесла своему императору. Не только Владимира, но и Ольгу русская церковь возвела во святые.
Вся церковная проповедь рассматриваемого периода была направлена на то, чтобы окружить княжескую власть в глазах верующих ореолом святости и божественности.
Пока государство было единым, церковная пропаганда направляла верноподданнические чувства верующих в адрес той центральной инстанции, которая его возглавляла; божественным происхождением наделялся киевский великий князь. Но в период феодальной раздробленности церковь оказалась в довольно сложном положении. Она должна была поспевать за жизнью и, конечно, не могла оставаться на старой позиции, выделявшей единовластного князя из всей массы феодальных властителей. Если такая позиция могла быть в какой-то степени мыслима для митрополита, то епископы, находившиеся в непосредственной связи со своими князьями и даже в прямой зависимости от них, должны были поддерживать их притязания на власть и даже на божественность.
В этот период каждый из епископов был религиозно-идеологическим гарантом власти своего князя. В церковной литературе появился новый пропагандистский мотив – о необходимости для каждого мирянина и священнослужителя подчиняться своему князю. Это является центральной идеей такого документа, как "Слово похвальное на перенесение мощей святых Бориса и Глеба", относящегося к ХII в. Религиозным долгом каждого христианина там признается служба князю головой и мечом, а переход к другому князю считается нарушением божественных предписаний. Вместе с тем церковь претендовала и на роль своего рода регулятора между княжеских отношений. В причудливой кутерьме этих взаимоотношений, в междоусобиях, войнах, мирных договорах, актах вероломства и братоубийства, заполнявших историю удельной Руси, церковь проявляла полную терпимость не только к тому, что могло в какой-то мере способствовать единству государства, но и к тому, что это единство подрывало и разлагало.
Основной юридической формой, в которой закреплялось любое соглашение между князьями, было крестоцелование, т. е. клятва в верности заключенному соглашению, скрепленная апелляцией к высшему религиозному символу христианства – кресту. Принимавший участие в этой церемонии как бы говорил: так же как я верен христианской религии и Иисусу Христу, я буду верен и данному мною слову. Духовенство выступало в этом случае как арбитр между договаривающимися сторонами. Казалось бы, именно здесь религия и должна была играть роль стабилизирующего фактора, улучшающего нравы, укрепляющего значение данного человеком слова. Ничего этого, однако, не было, ибо крестоцелование нарушалось в значительно большем количестве случаев, чем соблюдалось.
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ - автокефальная поместная правослапная церковь.
Образовалась в кон. X в. после принятия Русью христианства. Об организации ранней Русской церкви существуют различные точки зрения. Некоторые ученые считают, что сразу же после Крещения Руси в Киев прибыл митрополит из Константинополя, а сама Русская церковь изначально была одной из митрополий Константинопольского патриархата. В источниках называются имена возможных первых митрополитов - Михаил, Леон (Леонт), Иоанн, Феофилакт. Другие исследователи утверждают, что ранняя Русская церковь подчинялась охридскому патриаршеству, находившемуся с 972 по 1О18 гг. в Западной Болгарии. Третья группа ученых считает, что на Руси или вообще не было митрополитов, или же они не играли скольконибудь значительной роли. Во всяком случае, древние русские источники не говорят о митрополитах ничего определенного. Русская церковь управлялась собором епископов и подчинялась непосредственно киевскому князю. Главным собором Киевской Руси была Десятинная церковь (храм Богородицы) в Киеве. Возможно, на рубеже X-XI вв. в Киевской Руси существовали христианские общины, ориентированные на разные церковные центры.
В XI в. положение Русской церкви во многом зависело от отношений Киевской Руси с Византийской империей. В годы примирения влияние Константинопольского патриархата усиливалось. «Повесть временных лет» сообщает, что около 1037 г., в годы правления Ярослава Владимировича Мудрого, в Киев из Византии прибыл митрополит грек Феопемпт. Многие современные исследователи вообще считают Феопемпта первым митрополитом на Руси. Во время осложнений отношений с Византией киевские князья стремились избавиться и от церковной зависимости. Так, в 1051 г. собор русских епископов без санкции Константинопольского патриарха избрал Киевским митрополитом Илариона, который стал первым русским на митрополичьей кафедре. Противоречия между Русью и Византией существовали и во 2-й пол. XI в. Например, известно, что в это время на Руси были две митрополии и два митрополита - в Киеве и Переяславле. К XI-XII вв. относится появление первых русских православных монастырей и формирование монашества. В кон. XI в. канонизированы первые русские святые - братья Борис и Глеб.
Раскол Католической и Православной церквей в 1054 г. значительно повлиял на положение Русской церкви. С этого времени Русская церковь постепенно превращается в митрополию Константинопольского патриархата. До кон. XIII в. центром Русской церкви был Киев, а главным собором считался киевский собор Св. Софии. До сер. XIV в. русскими митрополитами были в основном греки, присылаемые из Константинополя. Лишь трое митрополитов были русскими - Иларион в XI в., Климент Смолятич в XII в. и Кирилл в XIII в.
X-ХIII века были важнейшим периодом в отечественной истории: Русь принимает Святое Крещение, начинает складываться древнерусское государство. Именно с этого времени православие на долгие века становится основной формой русского национального самосознания, определяя культурные и нравственные нормы общественной жизни наших предков.
Вскоре после официального введения христианства на Руси создается и первоначальная организация Русской Православной Церкви в форме митрополии Константинопольского Патриархата. Время учреждения Киевской митрополии можно определить только косвенным путем. Так, из обновленного в 1080 году списка кафедр митрополитов и епископов Константинопольского Патриархата явствует, что Киевская митрополия существовала уже в 997 году с резиденцией в кафедральном соборе Святой Софии.
Таким образом, считается, что Киевская митрополия основана между 995 и 997 годом, а Софийский собор (резиденция митрополита) был вначале деревянным, пока на его месте в 1037 - начале 1040 г. не был построен каменный храм, который сохранился до сих пор.
Согласно древнерусским письменным источникам первый митрополит был прислан из Константинополя в Киев только в 1037 году. До этого времени в Русской Церкви не было иерархии — епископы избирались, а не назначались. Церковь непосредственно подчинялась великому князю.
Все богослужения велись только на славянском языке, и большинство обрядов совершалось по правилам Православной Церкви в кирилло-мефодиевской традиции. На это указывает тот факт, что, начиная с Десятинной церкви, в Киевской Руси поддерживался особый культ святого Климента как главного заступника земли Русской. Известно, что мощи святого Климента, культ которого не поддерживался в Византии (он считался «западным»), вывез из Херсонеса (греческий город в Крыму) сам святой равноапостольный Кирилл. Часть мощей святого Климента из Корсуни в Киев привез князь Владимир. Мощи хранились сначала в особом приделе Десятинной церкви, а затем — в Софийском соборе, где мозаичное изображение святого Климента сохранилось до наших дней.
После разделения Единой Христианской Церкви (1054 г.) на Западную с центром в Риме и Восточную с центром в Константинополе Киевская Русь остается митрополией Константинопольского Патриаршества.
Такой характер отношений (отношений зависимости) Русской Православной Церкви от Константинополя (Церкви Греческой) был следствием объективного положения, как Церкви, так и государства в целом. Митрополит, избранный из числа священнослужителей противоборствующих княжеств, в условиях раздробленности ранее единого государства, население которого еще наполовину было языческим, мог легко попасть под влияние отдельного князя, руководствовавшегося узкими интересами и сепаративными целями. Если бы такая возможность имелась, каждый из враждующих между собой князей мог легко избрать своего митрополита, и тогда в политически раздробленном государстве оказалась бы раздробленной и Русская Православная Церковь с множеством митрополитов.
Зависимость Русской Церкви от Константинополя не представляла угрозу для терзаемого княжескими усобицами русского государства, так как Греческая Церковь не стремилась к порабощению себе народов других стран, как это делала Римская Церковь. Зависимость митрополита от власти Греческого Патриарха была невелика, поэтому не являлась помехой для самобытного развития местной церковной жизни, а сам митрополит с самого начала был совершенно самостоятельным первосвятителем на территории хотя и раздробленного, но по-прежнему мощного европейского государства.
Вся зависимость русского митрополита от Константинополя ограничивалась только его обязательным избранием — посвящением Греческого Патриарха, да еще обязанностью его участия во всевозможных Патриарших Соборах, решения которых он обязан был выполнять. Митрополит вершил церковные дела или лично сам, или с Собором местных епископов, которых он довольно часто собирал в Киеве. Решения таких Соборов при Киевском митрополите признавались окончательными и выносились на утверждение Константинопольского Патриарха чрезвычайно редко.
Киевская Русь, а затем самостоятельные независимые княжества в то время добровольно стремились быть под опекой Церкви. Начиная со святого равноапостольного князя Владимира, все князья призывали митрополитов и епископов к участию в государственных делах. Митрополит или епископ на княжеских советах или съездах всегда располагался рядом с князьями.
В 1037 году назначенный Константинополем митрополит-грек Феопемит заново освящает Десятинную церковь, где в мраморном саркофаге находились бренные останки князя Владимира. Это повторное освящение Десятинной церкви еще раз подтверждает, что истоки раннего русского христианства шли от кирилло-мефодиевской традиции, которая не признавалась Константинопольским Патриархатом. Впоследствии это обстоятельство, например, повлияло на сроки канонизации Русской Православной Церковью Владимира и создало трудности при канонизации его сыновей Бориса и Глеба.
Другой причиной поздней канонизации князя Владимира (XIII век) является то, что Греческая Церковь практически не знала святых мирян, ибо связывала святость только с монашеством. Противники канонизации князя Владимира приводили такой, по их мнению, основной, довод — после смерти у его мощей не происходят чудеса. В ответ этим противникам Иаков-мних говорил словами Иоанна Златоуста: «От дел узнаем, а не от чудес».
На примере канонизации князя Владимира мы также видим, что Русская Церковь с самого начала своего становления развивала идею христианской святости в направлении, созвучном русскому религиозному сознанию, когда святость связывается не только с аскетическими подвигами иноков, но и с жизненными подвигами князей — вождей народной жизни. Обретя первых своих святых, Русь обрела и первых своих заступников перед Господом, которые могут вымолить у Него прощение для русских людей.
Для укрепления государственности еще при князе Владимире, и особенно при князе Ярославе Мудром, в важных политических и административных центрах: Белгороде, Новгороде, Полоцке, Чернигове, Турове и Ростове — были созданы епископские кафедры. В 30-40 гг. XI века при Ярославе Мудром по реке Роси строится линия укреплений против печенегов. Тогда же в городе Юрьеве, названном именем святого Георгия — небесного покровителя князя, с целью христианизации и подчинения Киеву живущих там кочевых племен и родов также создается епископская кафедра.
В «Повести временных лет» рассказывается о процессе христианизации в XI веке Ростовской земли, где язычниками-мирянами был убит первый Ростовский епископ Леонтий. В XI веке в Тмутаракани, центре политически и экономически важного древнерусского княжества, также была создана одна из древних архиепископских кафедр. В 30-50-х годах XII века епископские кафедры были основаны в Смоленске и Галиче, в начале XIII века (1214 г.) — во Владимире-Суздальском, около 1220 г. — в Угровске (позднее переименованном в Холм), в 1220-1230-х годах — в Луцке.
Создание епархий, подчиняющихся не только местному князю, но прежде всего Киевскому митрополиту, в значительной степени компенсировало существующий недостаток политической централизации Киевской Руси, способствуя тем самым усилению лидерства Киева среди других древнерусских княжеств.
Таким образом, к единству княжеств Киевской Руси, державшемуся на родовых княжеских отношениях, присоединилось единство церковное. Единый митрополит жил в Киеве, и к нему тянулись епископы всей Русской земли, а значит, и все русское христианство, которое все более и более распространялось от Киева по всем частям Русской земли, тесня славянское и финское язычество. Христианство из Киева распространялось сначала усилиями князей и их дружин, а потом с проповедью христианства из столицы пошли монахи Киево-Печерского монастыря.
Сама же Русская Православная Церковь, следуя сложившейся в Византии традиции отношений Церкви и государства, духовной власти и светской, никогда не использовала преимущества своего положения. Она не стремилась, в отличие от Католической Церкви, создать самостоятельную церковно-политическую организацию в противовес государственной системе, а напротив, употребляла все свое влияние для укрепления слабой еще в то время княжеской власти. Православие принесло на Русь понятие о верховной власти князя, поставленного на великокняжеский престол от Бога. «Князь, ты поставлен от Бога на казнь злым и добрым на помилование» — так епископы определяли государственное предназначение князей.
Содействуя укреплению и развитию верховной власти, Русская Православная Церковь смогла за период с X по XII в. организовать церковное управление на основной территории Киевской Руси. Создание церковной структуры управления явилось важнейшей составляющей и самого процесса внутреннего развития государственного строя Руси, в ходе которого совершенствовался и укреплялся союз власти и Церкви.
Историю происхождения церковной иерархии смотри в основной хрестоматии.
Понимая ведущую роль Церкви по сплочению земель и княжеств вокруг ""Киева, государство содействовало и материальному обеспечению ее деятельности. Особой формой, в которой это происходило, было, отчисление десятины от поступающих на княжеский двор даней в пользу Церкви (это праславянское слово, общее всем славянским языкам, обозначает одну десятую чего-либо). Первое упоминание о церковной десятине связано с постройкой князем Владимиром Десятинной церкви в Киеве. По «Повести временных лет», князь Владимир после окончания строительства церкви сказал: «... Даю церкви сей Святой Богородицы от именья моего и от град моих десятую часть». Такое же сообщение содержится в Первой Новгородской летописи.
Церковная десятина отчислялась также от поступлений княжеского суда. Наиболее раннее упоминание судебной десятины находится в Краткой Правде XI в. (ст. 41), где при расчете размера судебных пошлин указывается и десятина. В Уставе князя Всеволода (конец XIII в.), основанном на Синоидальной редакции Устава Владимира, также записано об обязательном отчислении судебной десятины в пользу Церкви: «... от всякого княжа суда десятую векшу».
С первой половины XII века у Церкви, точнее, у епископских кафедр, соборов и монастырей появляется земельная собственность (первым земельным собственником становится Киево-Печерский монастырь).
Укрепление материальной базы Церкви, в том числе и за счет владений землей, уравнивало Церковь в правах со светской властью, а значит, и обеспечивало ей независимость от произвола местных князей.
Митрополит и епископы во время княжеских междоусобиц в качестве миротворцев, в первую очередь, отстаивали интересы народа. Так, митрополит Николай в 1097 году после ослепления Василька Волынского удержал князей от возможной междоусобицы, сказав им такие слова: «Если станете воевать друг с другом, то поганые возьмут землю Русскую, которую приобрели отцы ваши, они с великим трудом и храбростию побороли на Русской земле и другие земли приискивали, а вы хотите погубить землю Русскую». Митрополит Никифор говорил Киевскому князю Рюрику: «Князь! Мы поставлены от Бога на Русской земле, чтобы удерживать вас от кровопролития, да не. проливается кровь христианская в Русской земле». Где не действовали увещевания, иерархи Русской Православной Церкви удерживали князей от усобиц грозой святительской клятвы.
К XII веку Киевская Русь ни по одному экономическому, социальному и культурному показателю не уступала странам Западной Европы. Земледелие пришло к классическому двух- и трехполью, необычайно разнообразными и развитыми были ремесла и торговля. Страна была покрыта сетью городов, по численности населения в десятки раз превосходящих города Европы. Киев, Новгород, Владимир имели население порядка 50 тысяч. Становление древнерусской государственности характеризуется очень динамичными процессами, что гарантировало стабильное и весьма перспективное состояние общества к началу XIII столетия. Но этим планам, мечтам и надеждам не суждено было сбыться.
Жестокость и варварство, сопровождавшие завоевание Киевской Руси татаро-монголами, не поддаются оценкам. Из 1500 городов и укрепленных поселений домонгольской эпохи, открытых археологами, около 300 после нашествия так и не были восстановлены. Киевский археолог П. П. Толочко насчитал в домонгольском Киеве 10 000 домов. Проезжающий же по Киеву в 1246 году папский легат (посол) Плано Карпини так описал открывшуюся ему картину разоренного города: «Произвели они (завоеватели. — Ред.) великое избиение в земле Руссии, разрушали города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады они взяли и убили жителей города; отсюда, когда мы ехали через их землю, мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавших в поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует 200 домов, а людей тех, держат они в самом тяжелом рабстве».
В Южной Руси к началу ордынского ига проживало около 11 миллионов человек. Такое количество населения в этих районах было восстановлено только в XVII веке. Масштабы катастрофы были настолько велики, что целенаправленная популяризация и массовое издание в конце 90-х годов прошлого столетия литературы так называемого евразийского направления, представляющей ордынское иго чуть ли ни как благо для России, является кощунственной по отношению к истории Отечества.
Огромный урон от нашествия понесла и Русская Православная Церковь. От величественных храмов и богатых монастырей, которые строились по традиции в крупных городах Киевской Руси, после их взятия осталось только пепелище. К этому времени на Руси во всех 16 епископствах уже велось каменное строительство. В результате нашествия секрет мастерства русских людей был полностью утерян. Когда Иван III в конце XV века начал строительство Успенского собора в Кремле, пришлось обращаться за помощью к иностранцам.
О жертвах среди лиц духовного звания нет полных сведений, но, зная человеконенавистническую политику завоевателей, они, очевидно, были огромны. «Повесть о разорении Рязани Батыем» сообщает, что во время взятия города «приидоша в церковь соборъную Пресвятыа Богородици, и великую княгиню Агре пену... со снохами и с прочими княгинеми мечи исекоша, а епископа и священническый чин огню предаша, во святой церкве пожегоша... и ереи черноризца до останка исекоша... А храмы Божиа разориша, и во святых олтарех много крови пролиаша. И не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смертную пиша». Первая Новгородская летопись так рассказывает нам о взятии города Торжка монголами, которые иссекли всех: «… от мужьского пола и до женьска, иереискын чин весь и черноризьскын». Достоверно известно о героической гибели Владимирского епископа Митрофана, сожженного вместе с великокняжеской семьей и всеми, кто еще оставался в живых в церкви Пресвятой Богородицы.
Переяславский епископ Симеон был взят в плен, а затем был умерщвлен. При взятии Киево-Печерского монастыря погибли все старцы. Из сохранившихся источников ничего неизвестно о судьбе присланного в 1237 году из Византии митрополита Киевского Иоасафа.
По сути, с момента падения Киева митрополичий престол оказался свободным. Константинополь, напуганный известиями об ужасах нашествия захватчиков на Русь, отказался на «неопределенный срок» присылать новых иерархов. Создался прецедент, когда в третий раз после митрополита Илариона и Климента, Смолятича, возглавлявших Русскую Православную Церковь в середине XI и XII веков, вопрос избрания первосвященника должен был решаться национальными силами. Реально возможность выдвинуть своего кандидата на Киевскую митрополичью кафедру имели только два великих княжества: Галицко-Волынское и Владимиро-Суздальское, последнее приняло на себя первый и самый разрушительный удар войск Батыя.
По сообщению Ипатьевской летописи великий князь Галицкий Даниил Романович избрал, т, е. назначил, Кирилла Киевским митрополитом.
Будучи епископом Ростовским, Кирилл во время нападения монголо-татар на Русь оставил епископскую кафедру и бежал в безопасные Новгородские земли. Этот поступок на фоне героической гибели других служителей Церкви, возможно, кому-то покажется непристойным. Однако не стоит забывать, что в будущем восстановление структуры и мощи Русской Православной Церкви должны будут возглавить грамотные, знающие свое дело люди. Исходя из этого, оценка поступка епископа Кирилла уже становится другой. Вернувшись на опустошенные земли, в течение ближайших 20 лет он восстановит Ростовскую епархию.
Во время своих поездок по разрушенной митрополии Кирилл впервые встретился с княжившим в Новгороде Александром Невским. И с этой первой встречи все крупные политические мероприятия князя всегда будут находить поддержку духовного лидера Церкви.
В истории нашей страны были такие периоды, когда сохранение православия, главного источника нравственной силы народа, являлось единственной возможностью сохранить Русь как единое государство.
Таким в истории Русского государства был 1243 год. Блистательная победа новгородских войск во главе с Александром Невским над рыцарями Ливонского ордена на льду Чудского озера в 1242 году, конечно, не могла в то время полностью устранить опасность агрессии с запада. С востока же Русскому государству постоянно угрожала Золотая Орда.
Решать судьбу Отчизны в такой сложной внешнеполитической обстановке должны были юный Александр Невский и Галицкий князь Даниил, им предстояло сделать выбор между союзом с Римским Папским престолом, который обещал помощь рыцарей Ливонского ордена против войск хана Батыя, или союзом с Золотой Ордой, которая также предлагала помощь в борьбе с возможной агрессией с запада.
Александр Невский обратился за советом к Киевскому митрополиту Кириллу. Вот что сказал мудрый владыка юному князю: «Давным-давно некий греческий царь упорно пытался взять враждебную ему крепость, затерянную в пустыне. Тщетно грек штурмовал неприступные стены — жители не сдавались! И тогда царь отравил им воду. По его приказу лазутчики проникли в город и бросили в каждый колодец по дохлой крысе... Спустя три дня горожане открыли ворота и присягнули на верность хитроумному полководцу. Православие, Александр, — та же вода, дарующая нам жизнь.
Без него мы ничто. Учение Господне — святой источник, который дал нам силы и выпестовал дух. Папа сулит тебе корону правителя Северной Руси, но вместе с Ливонским орденом к нам придет чужая вера — она разъест страну, как молъ — рубаху. Орда же посягает только на земные, сокровища, не навязывая покоренным народам своих языческих богов. Если ты хочешь, чтобы родная земля и впредь оставалась священной, честной, православной, смири гордыню и подчинись Батыю. Только так ты сохранишь Русь».
Выслушав владыку, Александр Невский возмущенно и с чувством стыда сказал: «Владыко. зачем нам жизнь без свободы?» На это митрополит Кирилл ответил ему: «Ежели кто ценой отречения от святынь купит себе свободу — он не удержит ее. Но тот, кто сохранит веру, вернет себе и волю, и земной почет. Монголы хотят опустошить твою казну, а Папа мечтает похитить твою душу».
Поступив так, как ему советовал владыка, князь Александр Невский стал великим князем Киевским, сохранил страну и тем самым заложил первый камень в основание будущего Московского государства, укреплять которое спустя почти столетие выпало на долю его внука — Московского князя Ивана Даниловича, прозванного Калитой.
Галицкий же князь Даниил сделал другой выбор и заключил союз с Западом. Он получил в 1254 году от Папы скипетр и корону короля Галицко-Волынской земли, но обманутый Западом, который не прислал ему обещанную военную помощь, в 1258 году был наголову разбит войсками Золотой Орды. Княжество потеряло полностью свою независимость, все крепости на его территории по приказу монголов были до основания срыты, и к 1340 году земли Галицкого княжества в основном вошли с состав Польского государства.
Вот так Божьим Словом, делами Церкви и наших предков ковалась в те далекие времена славная история нашего Отечества.
Русская Православная Церковь уже в XI веке обладала и определенной судебной властью, причем круг ее судебных прав был значительно шире, чем, например, у Константинопольской Церкви.
По Церковному Уставу князя Владимира под юрисдикцию церковного суда были отнесены дела против веры и Церкви (еретичество, волшебство, святотатство, повреждение могил и церковных стен, неуважение к храмам) и почти все дела, связанные с семейными отношениями (о разводах («распусти»} , двоеженстве (лаже водить кто две жене» ), нецерковных формах заключения брака («умыкание», лаже уволочешь кто девку» ), о браке между людьми, находящимися между собой в близких степенях родства («из племени или в сватовстве поимутся» ), побоях внутри семьи, об избиении родителей детьми («иже отца или матерь бьють сын или дочи» ), и даже о некоторых способах драки («зубоядение») , приносящих сторонам увечья).
Борясь с нормами прежнего (языческого) права на Руси, Церковь своими средствами добивалась внедрения в сферу семейного и брачного права норм, способствующих выделению малой семьи, укреплению моногамии и прочности брака, что способствовало переустройству моральных устоев общества на христианских началах.
Великий князь Ярослав издал свой Церковный Устав, который подтверждал и раскрывал полнее положения Устава святого равноапостольного кня-ая Владимира. В новом Церковном Уставе появились новые определения. По этому Уставу к виновным по церковному суду применялась система вир (денежных штрафов). Кроме того, появились дела, которые подлежали рассмотрению на совместном суде Церкви и князя. К таким делам были отнесены: оскорбление, насилие и побои девицам и чужим женам, поджог, позорное острижение головы и бороды, кража и убийство в пределах семьи.
Все удельные князья применяли эти первые общерусские Уставы в своих владениях.
В XIII веке положение Церкви как важнейшего института социальной защиты населения было закреплено особым трактатом — «Правилом о церковных людях». В этих «Правилах» были перечислены также и все благотворительные дела, которые входили в обязанность Церкви: «... Нищих кормление и чад мног, страньным прилежание, сиротам и убогим промышление, вдовам пособие, девицам потребы, обидным наступление, в напастях поможение, в пожаре и в потопе, пленным искупленье, в гладе прокормление, в худобе умирая покровы и гробы».
Таким образом, защищая людей, лишенных средств существования вследствие какой-либо беды или физических недостатков, Русская Православная Церковь всегда выступала защитницей, зачастую единственной, обиженных и угнетенных людей.
Введение христианства дало мощный толчок просветительству, распространению знаний и развитию образования на Руси. Древнерусские книги по объективным причинам носили в этот период религиозный характер. Поэтому и главными «ревнителями» и распространителями христианского образования, конечно же, были люди духовные, между которыми было много людей, по выражениям летописцев, «хитрых к книгам и учению».
Святой равноапостольный князь Владимир вскоре после принятия христианства стал заводить училища, для обучения в которых нередко насильно направляли детей лучших граждан. «Матери , — рассказывает летопись, — плакали по них, как мертвых». Первое грамотное поколение русских хрис-тиан образовалось уже в первые десятилетия после Святого Крещения, хотя сам Владимир так и остался неграмотным. Однако дети его — Ярослав, Мстислав, Изяслав, Борис и Глеб — получили соответствующее образование и были уже грамотными людьми.
Книги в то время были большой редкостью, поэтому собирание их считалось великим богоугодным подвигом. В монастырях иноки посвящали переписке книг все свободное от молитв время. Монастыри посылали монахов в Студийский монастырь и на Афон для переписывания или приобретения новых книг.
В это время появляются и первые сочинения, написанные киевскими митрополитами-греками, переведенные затем на славянский язык. Первыми русскими писателями по праву считаются Лука Жидяты (? - 1059/1060 гг.) — Новгородский епископ (1036-1059/1060); Иларион — Киевский митрополит (1051-1054/1055); преподобный Феодосии (1036-1074); русский Златоуст — святой Кирилл Туровский (ок. 1130-х - не позднее 1182), который к тому же стал первым русским религиозным поэтом; преподобный Нестор (конец XI - нач. XII в.) и многие другие.
В этот период начинается активная и эффективная миссионерская деятельность Церкви по распространению Священного Писания среди других народностей, входящих в состав русских княжеств. В 1207 г. православие было распространено на территории северной Латгалии, подвластной Пскову, а в 1227 г. была крещена почти вся Карельская земля.
В 1210 г. по условиям мира Великого Новгорода с эстами были крещены некоторые их старейшины. Принятие православия для старейшин соседних с Русью племен открывало им возможность поступить на службу к русским князьям, а это, в свою очередь, укрепляло союз этих племен с Русью.
В этот период на Руси традиционной для иерархов Церкви была их деятельность в качестве послов в другие страны. В 1018 г. архиепископ Киева с почетом встречал в Софийском соборе польского короля Болеслава, а затем для переговоров об обмене захваченных поляками в плен членов княжеской фамилии князь Ярослав Мудрый посылал архиепископа к Болеславу в качестве своего посредника.
Эти примеры свидетельствуют о том, что Русская Православная Церковь, ее иерархи, обладая высоким моральным авторитетом в обществе, активно участвовали в политической жизни Киевской Руси.
Главной же задачей Церкви на этом историческом этапе была поддержка и распространение через богослужебную и проповедническую деятельность православия в Русском государстве.
Благодаря активной деятельности Русской Православной Церкви XIII век стал веком широкого проникновения христианства в массы населения на территории Киевской Руси. С этого периода в документах и летописях исчезают упоминания о волхвах, прекращаются захоронения в курганах, т. е. погребальный обряд становится христианским, и почти пропадает языческая символика на ювелирных изделиях. От этого времени сохранилось довольно много литургических книг и икон.
у" Таким образом, на том этапе отечественной истории, когда формирование государственности Киевской Руси и становление Русской Православной Церкви происходили одновременно, складывается религиозный тип власти, который во главу своей деятельности ставит нравственные интересы общества. Великий князь воспринимал свою власть как врученную Самим Богом и понимал, что за это служение он затем будет держать ответ перед Господом. Заложенное в такой системе власти отношение народа к властителю строилось также на религиозной основе.)
С утверждением татаро-монгольского ига русская церковь была включена золотоордынскими ханами в созданную ими систему управления. При этом они придерживались правила, к которому прибегали в других покоренных странах – духовенство становилось привилегированной категорией населения. Это не означало, что во время многочисленных татарских набегов, призванных искоренять всякую мысль о сопротивлении, духовенство не страдало наравне с населением, – речь шла о системе податных и административных льгот, которые получала православная церковь и ее служители.
С 60-х годов XIII в. установилась практика выдачи митрополитам ханских грамот, в которых перечислялись дарованные привилегии: освобождение от уплаты даней (прежде всего ордынского «выхода»), пошлин и повинностей.
Было бы ошибочно связывать веротерпимость ордынских ханов, отмечают исследователи, с каким-то особым отношением к православной религии (правящая верхушка уже при хане Берке в третьей четверти XIII в. обратилась к исламу). В огромной монгольской державе, где уживались различные религии, веротерпимость долгое время была нормой государственной политики – в противном случае это могло угрожать единству империи.
Организация же русской церкви в монгольский период в общем осталась неизменной. Большое значение в данный период имело образование новой епархии в центре Золотой Орды, т. е. епархии Сарайской. Сарайский епископ играл большую роль в русской церкви, особенно во второй половине XIII в. и первой половине XIV в. При этом русская церковь продолжала составлять одну митрополию. Однако митрополит переменил свое местопребывание, перейдя с юго-запада на северо-восток. Это было вызвано, прежде всего, разорением и упадком Киева из-за монгольских набегов. Уже митрополит Кирилл (1250-1280) большую часть своего архиерейства жил во Владимире. Кирилл до начала духовной карьеры был близок к князю Даниилу Романовичу. Однако упорное стремление галицкого князя получить помощь против татар от католических монахов и папы римского заставило митрополита переориентироваться на северо-восточных князей. Митрополит Максим (1283-1305) окончательно перенес резиденцию своей кафедры из Киева во Владимир. В 1299 г. Киев был так страшно опустошен татарами, что разбежались все его жители, с ними вместе должен был спасаться бегством и митрополит. После митрополита Петра пребывание митрополита утвердилось в Москве, хотя официально кафедра митрополичья была приурочена к Москве лишь при митрополите Алексии. Однако митрополия долго еще продолжала носить название «Киевской» (и всея Руси).
Митрополит Петр (1308–1326) стал крупной политической фигурой, с именем которого традиционно связывается возвышение Москвы. Когда в 1309 г. митрополит Петр, рукоположенный константинопольским патриархом, явился во Владимир, то встретил там крайне неприязненный прием со стороны великого владимирского князя Михаила Ярославича Тверского. Последний надеялся посадить на кафедру своего ставленника (в Константинополь были отправлены два кандидата, один из которых был ставленником Михаила Ярославича), поэтому не смог примириться с провалом своего кандидата. Враждебно настроенный по отношению к новому митрополиту, он стремился во что бы то ни стало свергнуть его с кафедры, дважды пытаясь это сделать.
Ситуация требовала от митрополита Петра поиска союзника и он был найден в лице московского князя Юрия Даниловича, непримиримого и малоудачливого соперника Михаила Ярославича. Вот почему он начинает покидать свой кафедральный город и гостить или жить в епархиальном пригороде – Москве, у дружественного ему князя. Здесь следует напомнить, что в этот период времени шла борьба между московскими и тверскими князьями за великокняжеский владимирский стол. Оттолкнув от себя митрополита, Михаил Ярославич совершил непоправимый промах, давший неожиданный перевес Москве по сравнению с Тверью. Московские князья сразу оценили нежданно выпавшее на их долю счастье – иметь своим сторонником митрополита. Особенно укрепились связи митрополита Петра с Москвой в последний период его жизни, при князе Иване Даниловиче (Калите), который немало сделал для того, чтобы превратить Москву в религиозный центр Северо-восточной Руси. С благословения Петра здесь был построен кафедральный каменный собор Успения Богородицы. Когда же во время своих разъездов митрополит скончался в Москве (1326), Иван Калита похоронил его в Успенском Соборе и добился канонизации. Петр стал вскоре одним из самых чтимых на Руси святых угодников. В глазах русских людей тех лет это событие, вне сомнения, – знамение Господне. Значение Москвы еще более повысилось, поскольку она стала церковным, духовным центром всей Руси. Именем Петра-митрополита русские клялись уже тогда, в XIV в., смотрели на него, как на своего печальника и защитника – ведь он ездил в Орду, чтобы умолять хана не обижать его паству. Столетие спустя после его кончины по Руси ходили о нем легенды.
После смерти Петра митрополитом стал грек Феогност (1328–1353), который окончательно переселился в Москву. Вначале Феогност поддержал Ивана Калиту в его борьбе за великокняжеский престол с тверскими и суздальскими князьями. Когда после неудачного восстания 1327 г. тверской князь Александр Михайлович нашел себе убежище в Пскове, митрополит наложил отлучение на весь город. Это побудило тверского князя отъехать в Литву. Однако позднее Феогност, обеспокоенный чрезмерным возвышением Ивана Калиты, содействовал возвращению тверского князя.
Много сил пришлось приложить Феогносту для того, чтобы сохранить единство митрополии. Мечтавшие о церковной независимости литовские князья всячески стремились создать собственную митрополию. С этой целью они оказывали сильное давление на константинопольского патриарха. Феогносту с огромным трудом удалось сохранить единство митрополии и низвергнуть «самозванных» митрополитов Юго-западной Руси. Однако было ясно, что с образованием двух центров, соперничавших между собой за главенство в объединении древнерусских земель, раскола митрополии не избежать. Попутно заметим, что окончательное обособление в самостоятельную митрополию православных епископств в Великом княжестве Литовском произошло столетие спустя – в 1459 г.
Преемником Феогноста стал митрополит Алексий (1354–1378). Он стал первым в истории русской церкви митрополитом-москвичом, ставленником северо-восточных князей. Сын черниговского боярина Федора Бяконта, перебравшегося в Москву во второй половине XIII в., будущей митрополит был крестником Ивана Калиты. Дело в том, что Федор Бяконт входил в число
10–12 знатнейших бояр и пользовался особым доверием князя Симеона Ивановича, при отъездах он, как впрочем, и его отец, нередко оставлял Федора московским наместником. Младенец в крещении был наречен Елевферием. Отличавшийся с детства глубокой религиозностью и живым умом боярский сын затворился в стенах московского Богоявленского монастыря, где был пострижен в иноки под именем Алексия.
Заметив расторопного и хорошо образованного инока, митрополит Феогност в 1340 г. назначает его своим наместником во Владимире. В конце 40-х гг. Феогност вместе с великим князем Симеоном Ивановичем отправляют в Константинополь посольство, которое заводит речь о возведении Алексия на митрополию «всея Руси» после смерти Феогноста. Просьба была удовлетворена, в грамоте патриарха Филофея о назначении было подчеркнуто, что подобное сделано в виде исключения. Не вызывала возражений кандидатура Алексия и у Золотой Орды, которую беспокоило усиление Литвы. Ханская ставка рассчитывала, что появление митрополита-москвича должно неминуемо привести к церковному расколу единой русской митрополии, объединявшей северо-восточные земли и земли Великого княжества Литовского духовной властью «митрополита Киевского и всея Руси», рассчитывая тем самым столкнуть между собой Литву и Москву. В первые годы своего митрополичества Алексию пришлось напрячь все силы, чтобы предотвратить раскол митрополии. Позже под давлением литовского князя Ольгерда константинопольский патриарх поставил на Литву отдельного митрополита Киприана с условием, что после смерти Алексия он останется на вновь объединившейся русской митрополии.
С 1359 г., со смертью Ивана Ивановича Красного, святитель сделался опекуном его девятилетнего сына Дмитрия, будущего Донского – это означало, что Алексий стал фактическим правителем Руси.
Воспользовавшись малолетством московского князя, суздальский князь Дмитрий Константинович получил в Орде ярлык на великое княжение. Но Москва, руководимая искушенным правителем-митрополитом, очень скоро не только вернула утраченное, но и стала завоевывать новые позиции. В 1363 г. митрополит вмешался в усобицу между Дмитрием Суздальским и его младшим братом Борисом, незаконно захватившим Нижний Новгород. Он направил к князю Борису своих послов – архимандрита Павла и игумена Герасима, вызывая его на суд в Москву. Борис отказался ехать к митрополиту. Тогда послы Алексия воспользовались своими полномочиями и запретили церковную службу в Нижнем. Это означало, что горожане практически не могли крестить новорожденных, венчать новобрачных, отпевать, а значит, и хоронить умерших. Понятно, что устрашенный Борис, боясь всеобщего бунта против него, виновника столь жестоких мер, отправил в Москву для переговоров своих бояр. Но поскольку князь упорствовал, в 1364 г. митрополит вновь отправляет в Нижний Новгород своего представителя, на этот раз – игумена Сергия Радонежского. Сергий прибег к уже испытанному средству: замкнул все церкви, и Борису пришлось отступить. Тем более, что Дмитрию Суздальскому была послана в помощь московская рать. Борис оставил брату Нижний Новгород, а сам уехал жить в Городец. Благодарный Москве Дмитрий Суздальский в 1364 г. добровольно отказался от ярлыка на великое княжение владимирское, присланного ему из Орды. Более того, он заключил с Москвой политический союз, а свою дочь Евдокию выдал замуж за московского князя Димитрия.
Единственный серьезный конфликт между повзрослевшим князем и митрополитом был на склоне лет Алексия, когда князь попытался поставить его преемником на кафедре своего духовника и печатника (хранителя княжеской печати) Митяя. В итоге Алексий так и не благословил Митяя на митрополию.
Преемники Алексия болгарин Киприян и грек Фотий проводили достаточно независимую политику, заботясь о единстве своей митрополии и не допуская откровенной поддержки московских правителей.
Смерть Фотия положила начало длительной борьбе за освободившуюся кафедру между московскими и литовскими ставленниками.
В этой затянувшейся церковной смуте ни одна из сторон не достигла решающего успеха – в 1437 г. в Москве появился присланный из Константинополя Исидор, ставленник патриарха, последний русский митрополит из греков. Вскоре от отправился на Флорентийский собор, где вошел в число активных сторонников объединения восточной и западной церквей, признания власти папы Римского.
Дело в том, что будучи ответвлением византийской церкви, русская церковь была сильно затронута теми политическими и религиозными кризисами, которые происходили на Ближнем Востоке между 1350 и 1450 гг. В 1355 г. оттоманские турки переправились через Дарданеллы и обосновались в Галлиполи. Оттуда они быстро распространили свою власть на Балканский полуостров, подчиняя себе остатки византийской империи. В 1400 г. турками были покорены Болгария и Сербия. Византийский император в Константинополе оказался в отчаянной ситуации. Его единственной надеждой была помощь с Запада. Папа готов был провозгласить крестовый поход против турок при условии, что греческая церковь подчинится ему. В Италии был созван Вселенский Собор, чтобы обсудить возможность объединения римской и греческой церквей. Унию одобрил собор во Флоренции в 1439 г.
Однако в Константинополе значительная группа духовенства и большинство народа отказались ее принять. В политическом отношении крестовый поход, организованный папой в 1444 г., потерпел неудачу. В 1453 году Константинополь был захвачен турками, византийский император был свергнут, и собор Святой Софии превращен в мечеть. Однако турки не уничтожили греческую церковь как существующий институт и разрешили избрание нового патриарха. Теперь церковная уния была отвергнута, и греки вернулись в православие.
На Руси уния была решительно отвергнута, она была воспринята как отступление от православия. Возвратившийся в 1441 г. в сане кардинала Исидор был посажен великим князем Василием II под временный арест, откуда он впоследствии сбежал, на что в Москве посмотрели «сквозь пальцы». Позже Исидор уехал в Рим и был направлен папским легатом в Константинополь, где его пленили турки.
Избавившись от Исидора, русские пребывали в замешательстве: что делать дальше? Они не хотели порывать со своей матерью-церковью в Константинополе, но в то же время стали испытывать к ней глубокое недоверие. Несколько лет они ожидали реставрации православия в Византии. Наконец Василий II созвал собор русских епископов, чтобы избрать нового митрополита, им стал в 1448 г. рязанский епископ Иона. Это, однако, не означало явного разрыва с Константинополем, а являлось чрезвычайной мерой, и когда православие снова восторжествовало в Византии, благословение патриарха по-прежнему испрашивалось будущими московскими кандидатами.
Однако уния, а затем последовавшее падение Константинополя подорвали авторитет греческой церкви, подчинение патриарху было психологически трудным для русской церкви, поскольку тот находился в лагере неверных. Это нашло свое выражение в изменении положения русской церкви: московская митрополия стала автокефальной (автономной), отделившейся от константинопольского патриарха. Таким образом, епископ Иона стал первым русским автокефальным митрополитом.
Экономическое и политическое развитие древнерусских земель в XII-XIII вв., эволюция органов власти, управления и суда приводили к столкновению церковной и светской юрисдикций, их конкуренции и перераспределению, к слиянию ведомств или к вытеснению одних ведомств другими.
Рассмотрим эту конкуренцию церковного и светского судов в двух областях государственной юрисдикции, там, где она оставила зримые следы в документах. Это, во-первых, суд по наследственным делам и, во-вторых, по уголовным.
Пространная Правда содержит большую группу статей о праве наследования и относит все наследственные дела к ведомству княжеского суда, не оговаривая какое-либо участие в рассмотрении споров о наследстве церковного ведомства. Устав князя Владимира относит некоторые споры о наследстве («заднице») к суду митрополита и епископов, причем в различных текстах устава объем и значение этих дел различаются. Так, в редакциях Синодально-Волынской группы, возникших во второй половине XIII-XIV в., церковному суду отнесен казус, когда «братья или дети тяжються о задницю» . Также говорит о принадлежности этих дел церковному суду основывающийся на Уставе Владимира новгородский Устав Всеволода XIV в. В последующих обработках этого текста XV в. формула изменена. В ней говорится о тяжбе «братних детей», т. е. племянников (Софийский извод Варсонофьевской редакции). Другая обработка того же текста, Толстовский вид устава, находящийся в тех же рукописях, что и Сокращенная редакция Русской Правды, опускает указание на причину спора и оставляет в ведении церковного суда вообще дела о спорах между младшими членами большой семьи, не указывая каких.
В текстах более ранней, Оленинской редакции рубежа XII-XIII вв., сохранившихся в списках XV-XVI вв., также говорится о принадлежности споров по наследственным делам церковной юрисдикции, и есть все основания видеть аналогичную формулу и в архетипе устава XII в.
Таким образом, противоречия в ведомственной принадлежности споров о наследовании имущества в двух важнейших кодексах несомненны.
В изложении ст. 108 Пространной Правды, говорящей об обращении братьев по наследственному спору к княжескому суду («аже ростяжются перед князем о задницю»), чувствуется какой-то уступительный характер, как будто по этому делу можно было «растяжиться» и перед кем-либо другим. Очевидно, это и был епископский суд. М.Ф. Владимирский-Буданов считал, что ведомству князя принадлежали дела о дележе имущества в случае, если сами тяжущиеся пожелают обратиться к его ведомству . А.Е. Пресняков признавал в княжеском чиновнике роль третейского судьи, т. е. относил фактическое решение этих дел к светской власти, а в статьях Устава Владимира видел скорее выражение стремлений и притязаний духовенства, чем кодификацию норм действующего права .
В этом казусе мы можем видеть следы существования особого процессуального обычая, который известен в древнем праве под названием «propagatio fori» - право выбора тяжущихся обратиться к тому или иному судебному ведомству.
Сущность конфликта можно видеть в стремлении в XII-XIII вв. церкви участвовать в разрешении споров при наследовании имущества на нижней, семейной их стадии, до передачи дела в ведение публичной - княжеской власти. На такое разделение ролей церкви и княжеского суда кроме формулы ст. 108 Пространной Правды указывают также подробная разработка норм наследственного права в этом светском княжеском судебнике и отсутствие всякого упоминания о регулировании наследственного права в государственном судебнике церковного ведомства - Уставе Ярослава.
О стремлении церкви сохранить в своем ведении суд низшей инстанции по наследственным делам в дальнейшем говорят только церковные полемические памятники конца XIII-XIV в., посвященные защите традиционных десятин, земельных владений, судебных и других привилегий церкви: «Правило о церковных людях» и «Другое слово» о церковных судах. Оба эти памятника возникли, очевидно, во Владимиро-Суздальской Руси и в соответствующих местах восходят к Уставу Владимира Синодально-Волынской группы редакций. При этом одна из переработок «Правила о церковных людях» XIV-XV вв. заменяет формулу «братья или дети» на другую: «сестры, или дети, или племя» (Крестининский извод) , что, с одной стороны, расширяет круг лиц, подведомственных в наследственных делах церкви, а с другой - выставляет на первое место наследниц - женщин. Возможно, что в этом памятнике отразились тенденции к расширению круга наследников и признанию права наследования за дочерьми как общая норма, отличная от Русской Правды и сближающаяся с нормами Судебника 1497 г.
В своеобразной форме участвовал в суде по наследственным делам в Новгородской земле XV в. владыка, однако нет оснований видеть в нормах этого времени нововведения. Документы XV в. говорят, что в ведении владычного управления находился суд по земельным спорам, связанным с осуществлением права наследников на выкуп земель, принадлежавших в свое время их предкам, но проданных на сторону. Именно в актах такого рода, и только в них, указывается, что владыка (как и князь) получает неустойку в случае нарушения ряда . Участие владычных органов в этих наследственных делах в XV в. показывает, что притязания церкви на такое участие не были безрезультатными и в определенных исторических условиях могли превратиться в признанную правовую норму, отразившуюся в актах.
Сложную картину взаимоотношений светской и церковной юрисдикций рисуют памятники XII-XIII вв. относительно уголовных дел - краж, убийств, побоев и оскорблений.
Пространная Правда фиксирует нормы права XII-XIII вв. о преследовании за убийства мужчин и женщин, членовредительство, оскорбления действием мужчин, за кражи в различных формах и другие покушения на имущество. Здесь нет установлений и норм, касающихся оскорбления действием женщин, изнасилований, оскорблений мужчин и женщин словом и некоторых других дел. Однако все эти дела с соответствующими пенитенциальными нормами перечислены в церковных уставах Владимира, Ярослава и Всеволода, а общая их часть - и в Смоленской грамоте Ростислава. Из них такие, как изнасилования, оскорбления женщин действием и словом, принадлежат к наиболее ранним текстам указанных памятников, относящимся к XI-XII вв., другие появляются позже, уже в XII и XIII вв. Это соответствие дел, зафиксированных в двух - светской и церковной - группах памятников права Руси XI-XIII вв., подтверждает существование сфер юрисдикции, принадлежавших двум большим ведомствам управления и суда.
Вместе с тем существует немало дел, которые дублируются и соприкасаются в светских и церковных кодексах, обнаруживая совпадение или большую близость в сферах интересов этих ведомств.
Близость и соприкосновение, но не противоречия светской и церковной юрисдикций обнаруживаются в особых случаях убийства, оскорблений действием, краж и ограблений. Так, в уставах Владимира и Ярослава ведению церковного суда принадлежат убийства в особых условиях: в результате употребления зелий и во время традиционных свадебных обрядов-игр, т. е. те случаи, когда эти убийства не представляли большой социальной опасности феодальному обществу. В текстах Устава Владимира конца XII - начала XIII в. появляются дела о специфических видах ограбления, не подведомственных княжеской юрисдикции: кража из церкви и ограбление трупов. Наконец, ведомству епископа принадлежали избиения детьми родителей, драки между женщинами и некоторые другие поступки, также отсутствующие в светских кодексах, но включенные в церковные.
Наряду с кругом дел, сопрягающимся с кругом княжеской юрисдикции Русской Правды и не противоречащим ему, есть целый ряд таких дел, которые прямо дублируются в светских и церковных кодексах и свидетельствуют о существовании конфликтов или конкуренции по таким делам, возможно, в плане того же института propagatio fori. Во-первых, это кражи продуктов сельского хозяйства и домашнего промысла («аще крадет конопли, или лен, а всякое жито»), а также одежды («аще порты крадеть»), относимые в Уставе Ярослава к ведению епископа, в то время как Русская Правда, немногочисленный актовый материал и памятники конца XIV-XV в. единогласно рассматривают все случаи кражи принадлежащими светской юрисдикции. Во-вторых, это поджог двора или гумна, который отнесен к ведению епископа в Уставе Ярослава, но по другим памятникам права принадлежит ведению княжеской власти и даже, судя по средствам наказания (поток и грабеж), - более ранней, общинной юрисдикции. В-третьих, это похищение девушки в целях заключения брака («тяжа уволочская»). Последнее правонарушение по уставам Владимира и Ярослава принадлежит нераздельной юрисдикции епископа, в Правде Русской оно вовсе не упоминается, но в Смоленской уставной грамоте неожиданно отнесено к смешанному суду светской власти (князя или посадника) и епископа. Так, в перечне церковных судов Смоленского устава («А тяжь епископлих не судити никому же») четвертая тяжа «аже уволочеть кто девку» сопровождается таким комментарием: «...што возметь князь с епископом наполы, или посадник что възметь свои тяжи, то с епископом наполы» .
Перед нами древнейшее свидетельство о существовании на Руси смешанного суда с дележом судебных пошлин между двумя властями, а следовательно, и участием в суде двух властей. В отличие от других семейных и брачных дел дела о языческой форме заключения брака в Смоленском княжестве XII в. оказываются подведомственными не только церковной, но и княжеской власти.
Противоречия показаний источников могут быть объяснены как различным социальным значением правонарушений, так и особенностями возникновения самих памятников. Включение в Устав Ярослава некоторых дел о краже и поджоге свидетельствует о стремлении церковной организации принять участие в рассмотрении этих дел не только как грехов, нарушений этических принципов, включенных в христианское учение, но и как уголовных действий, караемых продажей в пользу митрополита. При этом значение названных цел в претензиях церкви на юрисдикцию различно.
Кража конопли, льна, жита, полотен и одежды - это наименее опасные формы нарушения собственности. В число перечисленных объектов не входят ни орудия труда, ни скот, ни кони, эти нарушения не касаются границ земель, они не сопровождаются открытым насилием. Не случайно, очевидно, обе статьи в уставе называют нарушителем не только мужчину, но и женщину: в Пространной Правде ничего не говорится о нормах процесса и наказания при нарушении собственности женщинами, в какой степени распространялись на них общие нормы этого памятника. В некоторых позднейших обработках Устава Ярослава появляется указание, что речь идет о краже женой у своего мужа и наоборот, т. е. о краже в семье. Очевидно, церковная власть претендовала на юрисдикцию по делам о кражах лишь в особых случаях, когда ответчицей выступала женщина или когда объектом нарушения были предметы потребления, находившиеся в доме, причем нередко эти конфликты ограничивались кругом семьи в моменты ее кризисного состояния.
Иначе обстоит дело с поджогом. Статья о поджоге - инородное тело в группе статей Устава Ярослава о браке и блуде, между статьями о блуде с кумой и с сестрой. Она включена в устав позже, чем другие статьи группы, когда основной состав памятника уже сложился. Можно датировать появление статьи в уставе XII веком, временем возникновения церковной земельной собственности и вотчинной юрисдикции церкви, и связывать ее с этой сферой. В дальнейшей истории текстов устава статья о поджоге никогда не опускается, не изменялось отнесение указанного дела к церковному ведомству и в северо-восточных обработках XIV-XV вв., в которых прослеживается ограничение церковной юрисдикции в пользу княжеской власти по важнейшим уголовным делам.
Принадлежность смешанному суду дел о нарушениях христианских форм заключения брака, об «уволочении» - особенность Смоленской уставной грамоты, не имеющая аналогий в других памятниках XII-XIII вв. Если эта норма не результат позднейшей вставки (грамота сохранилась в единственном позднем списке XVI в., а расширение светской юрисдикции на традиционные церковные ведомства на землях, входивших в XV-XVI вв. в состав Великого княжества Литовского, известно), то она отражает местные особенности Смоленского княжества, которые нелегко объяснить. Возможно, они связаны с поздним учреждением местной епископии (1136), слабостью церковного судебного ведомства в Смоленской земле в XI - первой половине XII в., когда она принадлежала юрисдикции переяславских епископов, и переходом в связи с этим некоторых дел о ликвидации языческих обычаев к светской власти в лице самого князя или его смоленского наместника - «посадника» . В других частях Руси, прежде всего в Киевской земле, с которой связан происхождением Устав Владимира, дела о языческих формах заключения брака безраздельно принадлежали церковной компетенции.
Изучение соотношения юрисдикции светских и церковных ведомств в XII-XIII вв. показывает, что в процессе развития общественного и государственного строя и укрепления церковной организации продолжали расширяться границы церковной юрисдикции. Распространяя свою судебную власть по стране вслед за княжеской властью, древнерусская церковь наложила свою руку на новую большую группу институтов раннеклассового общества, не встретив в большинстве случаев противодействия со стороны государства, но объективно помогая государственной власти в укреплении классового феодального строя. Вместе с тем в ряде случаев расширение церковной юрисдикции приходило в столкновение с княжеской юрисдикцией. Результатом являлись вынужденные компромиссы, выражавшиеся в учреждении смешанного суда по отдельным делам в Смоленске, в существовании судов различной принадлежности по некоторым делам о кражах и о наследстве и в фиксации этой конкуренции ведомств не только в полемических памятниках, но и в актах.
Условия государственной жизни на Руси в XII-XIII вв. - существование единой централизованной церковной организации с центром в традиционном Киеве, определенное политическое единство древнерусских княжеств, совместно наследовавших земли Древнерусского государства и структуру власти на них, тесные политические связи княжеств и ряд других факторов, - несмотря на феодальную раздробленность, способствовали тому, что направление эволюции церковной юрисдикции в различных частях Руси в XII-XIII вв., при отдельных нюансах типа смоленского, было относительно единым.
Перераспределение административных и судебных функций светских и церковных ведомств в Новгороде в XIII-XIV вв. было вызвано республиканским строем Новгородского государства, в котором церковные организации составляли важную и неотъемлемую часть. Это были новгородский владыка, выполнявший важнейшие государственные функции, организация черного духовенства во главе с «архимандритом новгородским» и организация новгородских соборов. Для Новгородской республики более, чем для каких-либо других феодальных государств, было характерно сращивание светской и церковной администраций и слияние мирских и конфессиональных функций в руках некоторых церковных институтов.
Важным в этом плане является расширение юрисдикции новгородского владыки на дела, не связанные с традиционными функциями и интересами церковных организаций. Можно выделить несколько сфер общественной жизни Новгорода, которые в XIII-XIV вв. переходят в ведение владыки. Таковы внешнеполитические ведомства республики, активное участие владыки в регулировании государственных отношений с другими странами и русскими князьями, нашедшее отражение в утверждении епископом договоров, а затем и заключении договоров от его имени вместе с другими высшими представителями республики. Далее, это вторжение кафедры в лице самого владыки и владычных наместников в широкую сферу суда по гражданским делам, прежде никогда не принадлежавшую церкви.
Об этих новых функциях владыки собраны значительные и интересные, хотя и противоречивые, свидетельства. Большая часть их относится к XV в., но формирование и укрепление тех же явлений принадлежит более раннему времени. Таково прямое указание на посреднический суд владыки Алексея в светском земельном споре 60-80-х годов XIV в. и целых ряд косвенных сфрагистических данных: появление в третьей четверти XIII в. или не позднее рубежа XIII и XIV вв. серии анонимных печатей новгородских архиепископов, которыми утверждались документы, очевидно, от имени этого института; возникновение в 30-х годах XIV в. новых функций Новгородского наместничества - утверждения актов поземельных отношений .
Расширение владычной юрисдикции на светский суд показывает также Новгородская редакция Устава Владимира, сохранившаяся в списках середины XIV в. и более поздних, но датируемая XIII веком , скорее последней его четвертью . Здесь среди добавлений к древнему тексту устава XII в. находятся распоряжения (также, естественно, от имени князя Владимира) не судить княжеские суды без владычного наместника и делить судебные пошлины между князем и церковью . В несколько более поздней обработке этой редакции, Крестининском ее изводе, который можно отнести к первой половине XIV в., эти требования церковного ведомства, вложенные в уста князя Владимира, звучат более определенно: «...не судити наших (т. е. княжеских. - Я.Щ. ) судов без судьи владычня», «из судов из городских давать девять частей князю, а десятая часть святой церкви». Здесь содержится прямое требование делить княжеский и торговый суд с владыкой, проводить его при непременном присутствии владычного наместника.
Наконец, новой сферой юрисдикции владычного ведомства стали управление и суд от имени Новгорода на некоторых территориях Новгородской земли, которые осуществляли владычные наместники. Таково Ладожское владычное наместничество, функционировавшее в последней четверти XIII в., Новоторжское в XIV в. и Двинское, сформировавшееся только к XV в.
В Северо-Восточной Руси в XIV в. основные сферы церковной юрисдикции, зафиксированные в источниках XII-XIII вв., остаются неизменными. Перенос на рубеже XIII-XIV вв. в Северо-Восточную Русь митрополичьей кафедры способствовало укреплению церковной организации и увеличению ее роли в начавшемся процессе сложения централизованного государства. Дробление епархий и возникновение новых епископий в XIV в. почти приостановилось. В конце XIV в. на части Пермской земли, захваченной миссионером Стефаном, была основана новая епархия. Епископ Стефан Пермский стал своеобразным наместником московского великого князя, объединявшим в своих руках светские и церковные функции управления и суда. Памятником этой широкой юрисдикции пермских епископов является так называемое «Правосудие митрополичье» .
Во взаимоотношениях светских и церковных властей с Северо-Восточной Русью в XIV в. можно проследить тенденции к ограничению судебных прав церкви по некоторым наиболее важным и опасным преступлениям: душегубству и татьбе, а также изнасилованию. Эти тенденции являются частью более широкого процесса усиления власти великих князей в пору, предшествующую сложению Русского централизованного государства, шедшего на различных территориях Руси. Они впервые проявились во взаимоотношениях между московским великим князем и монастырем в 1330-х годах, когда дела о татьбе, разбое и душегубстве в принадлежащем московской администрации городе Волоке были изъяты из судебного иммунитета Юрьева монастыря и переданы княжескому суду . Постепенный переход уголовных дел в вотчинах местных феодалов к местным и московским князьям происходит, судя по сохранившимся грамотам, в процессе укрепления нового государства в XV-XVI вв.
В XIV и XV вв. приходит конец тем судебным правам епископов, которые существовали в течение нескольких веков феодальной раздробленности страны. В обработке Устава Ярослава, известный под названием Краткой его редакции, традиционные статьи о краже продуктов сельского хозяйства и одежды, о конфликтах во время свадебных и других игр получают важные дополнения, гласящие, что вина, т. е. штраф, следуемый власти, платится не только владыке, но владыке и князю «наполы», а вира за убитого в свадебных боях - не только владыке, но князю и владыке также «наполы» . Краткая редакция устава вместе с другими памятниками русского церковного права имеет в рукописях подтверждение великого князя Василия и митрополита Киприане 1402 г. и принадлежит времени до этой даты, т. е. XIV в. На основании анализа всего комплекса статей ее можно датировать серединой XIV в.
Подобное же ограничение в пользу княжеской власти испытывает церковная юрисдикция и по такому делу, как изнасилование. Анонимная уставная запись северо-восточного происхождения, известная под названием «Ряд и суд первых князей», которая может быть отнесена также к XIV в., традиционно включает «пошибание» в число «церковных орудий», т. е. дел. Однако некоторые списки XV-XVI вв. содержат важную вставку «а с князем наполы » пошибание, которая говорит о частичной уступке юрисдикции по этому делу в пользу княжеской власти . Таким образом, во второй половине XIV в. и в XV в. происходят важные изменения в соотношении юрисдикций церковной и светской, княжеской власти, заключающиеся в появлении контроля со стороны последней за епископским судом по наиболее опасным уголовным преступлениям.
Особым путем шло развитие церковной юрисдикции на юго-западных землях Руси, включенных в XIV в. в состав соседних государств - Польского и Литовского. Усиление феодальной раздробленности на этих землях и рост фактической власти светских феодалов сопровождались ослаблением церковной организации и нередким выпадением целых ее звеньев - как высших органов церковного управления, епископов и митрополитов, так и низших - священников. О таких явлениях говорят источники более позднего времени, XV в., но начало их относится к XIV в. Перенос митрополии во Владимир-на-Клязьме, а затем в Москву сделал митрополитов политическими деятелями ограниченной, хотя и большой, части Руси, где шел процесс формирования нового государства. Попытки организации митрополичьих кафедр на западных землях Руси, которые предпринимались неоднократно, были малоуспешны. В Галицкой Руси местными князьями, а затем польским королем митрополия в течение XIV в. создавалась три раза, а на белорусских землях литовскими великими князьями два раза. Значение этих попыток в начале XIV в. и в более позднее время было различным, а соотношение политических сил в Восточной Европе не способствовало длительному функционированию митрополичьих кафедр, что приводило к ликвидации церковной организации на некоторых территориях Руси. Когда в 1371 г. в Галиче в четвертый раз была восстановлена митрополичья кафедра, все четыре подведомственные ей епархии - Холмская, Туровская, Перемышльская и Владимирская - не имели епископов и новый митрополит Антоний должен был одновременно исполнять их обязанности